За кофе они вспомнили о прошлом, потом покинули ресторан, обнявшись, как пара влюбленных, которыми больше не были…

Они расстались на церковной площади. Жером должен был провести с персоналом собрание, в ходе которого надеялся получить информацию о состоянии Антонена. Что до Мюрьель, она спешила на свое таинственное свидание. Они договорились встретиться в шесть часов вечера в клинике и вернуться в Лазаль вместе.

Наспех позавтракав, Мишель направился в Сен-Марсиаль. Он ехал с опущенными стеклами, включив радио на полную громкость. Можно сказать, он находился в приподнятом состоянии духа. Мимо проносились живописные сады, в воздухе приятно пахло свежестью, но самое главное — его расследование продвигалось.

По прибытии в Сен-Марсиаль он по указателям доехал до магазина, вход которого прикрывал старинный навес. Мишель заметил посыпанную гравием дорожку, которая вела к некоему подобию хорошо укрепленного деревенского дома, стоявшему в низине. Строение выглядело настолько красиво и впечатляюще, что он остановился полюбоваться им.

Из-за забавной игры светотени постройка, хотя и внушительная, казалась очень компактной. Создавалось впечатление, что в ней можно было укрыться как от врагов, так и от жары и яркого света. Узкие окна здания располагались в глубине толстых стен.

Самым удивительным в этом доме было ощущение исходившей от него силы. Мишелю даже представились охровые стены и черепичная крыша, способные поглощать солнечные лучи…

Инспектор медленно подъехал к зданию, размышляя о том, что младший сын Дювалей был совсем не бедным.

Мишель оставил машину на стоянке для посетителей и направился ко входу в выставочный зал антиквариата. Это оказалась небольшая дубовая дверь, открывающаяся на довольно крутую каменную лестницу. Она вела к обширному подвалу со сводчатым потолком и колоннадой в романском стиле. Помещение приятно освещалось дневным светом, который проникал через подвальные окна и шел от галогенных ламп, расположенных так, чтобы выгодно подчеркнуть все прелести архитектуры. Мебель, витражи и другие старинные вещи были расставлены вокруг колонн. Можно было сесть на старинные кресла и как следует осмотреть выставку. Чтобы усилить впечатление уюта, на плиточном полу было расстелено несколько персидских ковров. Это выглядело восхитительно.

Некоторое время Мишель ходил по залу, отмечая хорошее качество мебели и антикварных вещей, и тут одна витрина привлекла его внимание. Если судить по некоторым фигуркам, амулетам, колдовским книгам и свиткам из пергамента, она была посвящена исключительно сатане и его культу. Особенно Мишель заинтересовался гравюрой, где изображался круг, внутри которого были нарисованы две свечи и треугольник, под которым стояла надпись JHS.

К инспектору неслышно подошел какой-то человек. Мишель сразу понял, что это Пьер. Несмотря на усталость, явно проступавшую на его лице, и некоторую вялость, он удивительно походил на Тома.

— Здравствуйте, могу ли я вам чем-нибудь помочь? — спросил Пьер с любезной улыбкой продавца, которая покоробила Мишеля.

— Да, эти предметы обращают на себя внимание.

— Меня это не удивляет. Сатана всегда привлекает.

— Это продается?

— Ну что вы! Это частная коллекция. А я интересуюсь совсем другой верой. Но, может быть, вы ищете нечто особенное?

— Точно! Мне нужен Пьер Дюваль.

— Это я.

Мишель представился. Лицо его собеседника тотчас омрачилось.

— Мать говорила о вас, но мне нечего сказать. Прошу вас уйти.

Мишель не двинулся с места.

— Неужели вам не интересно, о чем я хочу вас спросить?

— Мне все равно. Уходите! Вы не имеете права допрашивать меня.

Мишель собирался уходить, как вдруг неизвестно откуда появилась женщина. Он окинул ее быстрым взглядом и замер от восхищения: лет сорока, высокая, в костюме с короткой юбкой, открывающей длинные стройные ноги, она производила неизгладимое впечатление. Ее лицо с едва заметными морщинками обрамлялось роскошными темными вьющимися волосами, спадавшими на плечи. «Вот это красотка!» — подумал инспектор.

— Матильда, — панически пробормотал Пьер, — это полицейский, о котором нам говорила мама!

Матильда оглядела Мишеля с головы до ног и, послав ему очаровательную улыбку, повернулась к мужу.

— Ну и что? — спросила она хорошо поставленным голосом. — Не думаю, что он пришел тебя арестовать.

— Но ты знаешь, как я к этому отношусь…

— Конечно, дорогой. Но чем меньше говоришь с полицейским, тем вероятнее, что он подумает: ты что-то скрываешь. Это все знают. А вас зовут…

— Инспектор Фабр.

— Я права, инспектор? — Не обращая больше никакого внимания на мужа, она взяла Мишеля под руку и повела к старинному креслу девятнадцатого века. — Присядем, здесь нам будет удобнее разговаривать.

Пьер удалился, а они сели рядом. Мишель был начеку: эта женщина явно не только красива, но еще и чрезвычайно умна.

— Я Матильда Дюваль, жена Пьера, — начала она чуть насмешливым тоном. — Что я могу вам рассказать, чего вы еще не знаете?

Понимая, что лавировать бесполезно, Мишель сразу заговорил о Тома, о своих подозрениях, о вселении духа в сознание Вероники и о недавнем визите к мадам Дюваль.

— Понимаю, — кивнула Матильда. — Но что-то важное от меня ускользает. Поскольку вы высказываете серьезные опасения насчет обстоятельств смерти Тома, почему не начнете официальное расследование?

— Пока рано…

— Быть может, у вас нет достаточных доказательств, чтобы это сделать?

— Это правда.

— В таком случае почему вы не оставите это дело?

— Интуиция, желание разобраться и еще кое-что…

— Конечно, но, не имея полномочий, вы никого не можете заставить заговорить…

— Верно… Теперь моя очередь удивляться. Если все так просто в деле о смерти вашего деверя, почему мне отвечают молчанием или откровенно лгут, когда я задаю вопросы на эту тему?

Матильда поудобнее устроилась в кресле и скрестила ноги, еще больше обнажив их. Мишель сделал над собой усилие, чтобы отвести взгляд, и посмотрел прямо в глаза собеседнице.

— А чему тут удивляться, инспектор! — пожала плечами она. — В один прекрасный день без предупреждения вы приезжаете и начинаете ворошить давно забытое прошлое, ища в нем невесть что. И вы хотите, чтобы люди вам охотно отвечали? Ну же, инспектор, поставьте себя на их место! Никто этого не любит…

— Пожалуй… — согласился он.

— Но вам повезло, — продолжала Матильда с некоторой иронией. — Перед вами один из основных свидетелей по этому делу — в то время я встречалась с Пьером и знала Тома. И я готова рассказать вам все, что знаю. Признайтесь, вы на это не надеялись?

— Верно, — ответил Мишель. — И я буду искренне рад, если кто-то расскажет мне о том времени без утайки.

Однако он не строил иллюзий. Эта слишком спонтанная открытость больше походила на контрнаступление, чем на что-либо другое.

Делая вид, что мучительно пытается о чем-то вспомнить, Матильда начала:

— В то время когда я встречалась с Пьером, он был очень дружен с Тома, и я поняла, что, полюбив одного брата, я должна принять и другого. Впрочем, я не видела в этом ничего особенного. Тома казался умным, немного странным и скромным. Вскоре мы стали не разлей вода. Это произошло быстро, потому что в наших отношениях не было никакой двусмысленности, никакой ревности и всего, что ее сопровождает…

— Чем вы занимались, когда виделись?

— Как и все, мы ходили в ночной клуб, в кафе, слушали музыку и пытались переделать мир… Короче, нам было хорошо… — Она замолчала и через минуту-другую продолжила: — Все шло хорошо, пока не пришло время сдавать экзамен на степень бакалавра в мае или июне восемьдесят второго года…

Ее фраза повисла в воздухе. Мишель терпеливо ждал продолжения, не желая перебивать собеседницу.

— Что же произошло? — все-таки не удержался он от вопроса.

— Не знаю. С какого-то момента Тома словно подменили, причем никто не понимал причины этой разительной перемены. Он стал более замкнут, раздражителен, часто приходил в отчаяние. Конечно, его брат, родители и я пытались поговорить с ним, но напрасно. Он уходил в себя, пропадал на несколько дней и ничего о себе не сообщал. Тома видели в день экзамена, который он, кстати, прекрасно сдал, а потом он снова исчез.